Сквозь тернии к звездам

Внук первого президента Италии и сын одного из самых значимых книгоиздателей страны, Людовико Эйнауди не стал ни политиком, ни издателем. Он выбрал для себя свой собственный жизненный путь – путь композитора и музыканта. Когда имя Эйнауди появляется на билборде, в зале не бывает свободных мест.

«Я всегда восхищался талантливыми людьми. Я наблюдал за ними, чтобы понять, в чем их се- крет. Себя я никогда не причислял к тем, кто об- ладает выдающимися способностями. Может быть, это и помогло мне в жизни». Я нахожусь в квартире итальянского композитора Людовико Эйнауди в центре Милана. В феврале вышел его новый диск – «In a Time Lapse». За ним последовало мировое турне – концерты в нескольких европей- ских странах, затем выступления в Азии, России и США. За день до интервью Эйнауди играл в Ге- нуе. Через несколько дней он будет давать кон- церт в Парме. Он одет в зеленый свитер, который ему велик, и, расположившись на диване, держит в руках крошечную чашку эспрессо.

С чего началась музыкальная история вашей семьи?
– Начало ей положил мой дед. Он был музыкантом, дири- жером и композитором и жил неподалеку от миланского те- атра Ла Скала. На концерте, которым он управлял во время Второй мировой войны, он отказался играть итальянский национальный гимн, демонстрируя тем самым свое несо- гласие с режимом Муссолини. Это создало для него ряд проблем. Некоторое время спустя, во время гастролей, он эмигрировал в Великобританию. Затем переехал в Австра- лию, где провел остаток своей жизни. Все это время он про- должал сочинять музыку. После его смерти все его личное имущество, включая партитуры, поместили в контейнер, который был отправлен в Европу. Однако судно затонуло. И вместе с ним – музыка моего деда. Когда я думаю о нем и об этом кораблекрушении, все это мне кажется сном.

Ваша мать также была музыкантом, верно?
– Да, но она не занималась этим профессионально, хотя у нее неплохо получалось. Она часто играла Баха и Шопена. Эта музыка оставила определенный отпечаток на формиро- вании моих музыкальных вкусов. Так же как и та музыка, которую слушали мои сестры в начале 60-х – песни Beatles, Rolling Stones и Боба Дилана. По их вине моим первым му- зыкальным инструментом была гитара. Лишь потом я стал играть на фортепьяно вместе с моей матерью. Мы часто играли старинные народные французские песни из сборни- ка, который я до сих пор храню.

Вы внук первого президента Италии Луиджи Эйнауди, и сын Джулио Эйнауди, который в 1933 году основал издательский дом, ставший впоследствии одним из самых крупных в Италии. Фами- лия, которую вы носите, повлияла на вашу судьбу?
– Я вырос в Турине – городе, где возник издательский дом Эйнауди. В мои детские годы он играл важную роль в жизни города. По той же причине мой отец был узнаваем. Он был строгим и жестким человеком, и я страдал от того, что сам не был частью издательского мира. Поэтому фамилия в какой-то степени мешала мне. Ребенком мне недоставало уверенности в себе, но, к счастью, музыка помогла мне найти свой путь в жизни. Найти мир, который служил мне укрытием.

Насколько мне известно, в вашем доме собирались крупнейшие ли- тераторы того времени.
– Это были гости моего отца. Среди них – Наталья Гинз- бург, Карло Леви, Эльза Моранте, но прежде всего Итало Кальвино. Он на протяжении нескольких лет сотрудничал с нашим издательским домом и даже жил в том же много- квартирном доме. Приходя к нам на ужин, Итало Кальвино был немногословен. Но он всегда относился ко мне с боль- шой теплотой. В подростковом возрасте я увлекся фото- графией: оборудовав темную лабораторию, я проявлял там снимки. Итало Кальвино всегда комментировал их, не без доли критики. Позже я приглашал его на свои концерты.

Путь к успеху для многих артистов был тернист и полон разби- тых надежд. Как было в вашем случае?
– Я выпускник Миланской консерватории. В конце 80-х я был участником группы под названием Venegoni & Co., игравшей что-то вроде фьюжн джаза. Параллельно я со- трудничал со звукозаписывающей компанией Ricordi, где, кроме прочего, занимался написанием партитур. В качестве подработки я сочинял рекламные джинглы и музыку для документальных фильмов. В какой-то момент я стал пони- мать, что за такой работой может пройти вся моя жизнь, и я так и не сделаю себе карьеры.

Переломным этапом вашей карьеры стал выход в 1996 году альбома Le Onde, имевшего успех в нескольких европейских странах. Как вы думаете, что в нем было такого, что заинтересовало публику?
– Когда я начал писать музыку для этого альбома, я почув- ствовал, что мне нужно быть смелее и использовать этот шанс. Я сказал себе: если ты сам не веришь в свою музыку, почему другие должны поверить? Задавшись этой мыслью, я стал создавать композиции Le Onde. И именно тогда я стал играть концерты, в полной мере осознавая ответствен- ность за то, что исполняю музыку собственного сочинения.

Вас нередко осуждают за то, что вы делаете коммерческую музыку. Что вы можете сказать в ответ на эту критику?
– До того как в 1996 году вышел альбом Le Onde, никто в Италии не писал музыку, подобную моей. Консерватив- ный музыкальный истеблишмент скептически отнесся к классике в современной интерпретации, поскольку класси- ка в Италии очень академична по своей природе. Но мне не было до этого дела. Я хотел сосредоточиться на своей музыке и выражать посредством нее свои чувства, не заду- мываясь о том, уместна ли она была с точки зрения исто- рии музыкального искусства.

Альбом Le Onde дал дорогу в жизнь нескольким талантливым ис- полнителям – Джованни Аллеви, Чезаре Пикко, Данило Реа и Стефано Боллани. Можно ли сказать, что вы послужили для них проводником в мир музыки?
– Возможно, я сыграл какую-то роль в становлении их ка- рьеры. Впрочем, каждый их них – талантливый исполни- тель, играющий в своем собственном стиле. Реа – джазовый пианист. Боллани – пианист-виртуоз. Аллеви тоже играет в очень интересной манере. Пожалуй, единственная вещь, которая нас объединяет, – это то, что мы все играем на фор- тепиано.

Чем можно объяснить ваш успех в Великобритании, где сразу не- сколько ваших пластинок попали в топ-10 британских чартов, а сами вы были номинированы на премию Brit Award?
– Мне всегда, с детства нравился британский романтизм. Как в литературе, в произведениях Байрона и Шелли, так и в музыке, например в песнях Beatles. Быть может, это нашло отражение в моей музыке. Я играл на Трафальгар- ской площади и в Альберт-холле. На концерты, которые я буду играть в Великобритании во время этого турне, би- леты были раскуплены за несколько месяцев вперед. Мне пришлось даже запланировать дополнительный концерт в Лондоне на 2014 год. Полагаю, что именно благодаря ин- тересу в Великобритании мою музыку слушают в других европейских странах.

Одно британское издание написало, что ваши композиции способ- ны «волновать людей, говорить без слов, оставлять сладкое чувство боли и одновременно служить лекарством от нее». Что вы скажете о таком определении?
– Вероятно, некоторые мои отрывки заключают в себе чувство меланхолии. То, что французы называют словом «сплин». Вся музыка берет начало в эмоциях. В том числе в моих личных. Тех, что я испытал в моей жизни, – грусть, боль, беспокойство, радость и так далее. Все это есть в моей музыке. Впрочем, я думаю, что в целом у моей музыки по- зитивный настрой.

– В других интервью вы говорили, что вам нравится музыка, кото- рую играют Beatles, the Rolling Stones, U2, Coldplay and Radiohead. Вы композитор, сочиняющий классику, но имеющий душу рок-н- ролльщика?
Музыка – это, прежде всего, эмоциональное возбуждение. Меня переполняют эмоции, когда я слушаю «Симфонию псалмов» Стравинского или «Реквием» Моцарта. Точно та- кое же влияние на меня оказывает музыка, которую испол- няют музыканты моего поколения. Например, пластинка «The Joshua Tree» группы U2.

У вас более 330 000 подписчиков на Facebook. Какую пользу вы из- влекаете из социальных сетей?
– Буквально за несколько дней до выхода моей новой пла- стинки мы организовали «квартирник», который трансли- ровали онлайн. Благодаря анонсу в Facebook, этот концерт был увиден многими моими поклонниками.

Что из себя представляет ваш новый диск, «In a Time Lapse»?
– Он многогранный. В нем задействовано не только форте- пиано, но также струнные инструменты, гитары, несколько типов перкуссий и электронные эффекты. Этот диск – о мелочах, из которых состоит жизнь. Идея этой пластинки сформировалась в тот десятидневный период, когда меня окружали мои близкие, в том числе моя мать, которая тогда была еще жива.

– Диск был записан в одном из монастырей на севере Италии. Как вы нашли это место?
– Я поехал в Лондон, чтобы посмотреть знаменитую сту- дию Air Studios, открытую продюсером the Beatles Джор- жем Мартином. Ее особенность в том, что процесс звукоза- писи осуществляется в помещении бывшей церкви, в месте с фантастической акустикой. К сожалению, в период, на который я запланировал запись диска, студия была занята. К тому же я боялся, что в Лондоне будет слишком много отвлекающих факторов. Потом я узнал о монастыре Сан Фермо, расположенном между Вероной и Виченцей. В нем, в уединении, нарушаемом лишь монастырскими обедами, я и стал записывать альбом. Это был ни с чем не сравнимый опыт. На этой ноте нашего разговора маэстро сел за форте- пьяно. Его пальцы бегали по черно-белым клавишами, из- влекая мелодию, которая заполняла собой все пространство комнаты. И даже когда я вышел на шумную миланскую улицу, меня не отпускало щемящее, сладковатое чувство грусти.