«Я всегда восхищался талантливыми людьми. Я наблюдал за ними, чтобы понять, в чем их се- крет. Себя я никогда не причислял к тем, кто об- ладает выдающимися способностями. Может быть, это и помогло мне в жизни». Я нахожусь в квартире итальянского композитора Людовико Эйнауди в центре Милана. В феврале вышел его новый диск – «In a Time Lapse». За ним последовало мировое турне – концерты в нескольких европей- ских странах, затем выступления в Азии, России и США. За день до интервью Эйнауди играл в Ге- нуе. Через несколько дней он будет давать кон- церт в Парме. Он одет в зеленый свитер, который ему велик, и, расположившись на диване, держит в руках крошечную чашку эспрессо.
С чего началась музыкальная история вашей семьи?
– Начало ей положил мой дед. Он был музыкантом, дири-
жером и композитором и жил неподалеку от миланского те-
атра Ла Скала. На концерте, которым он управлял во время
Второй мировой войны, он отказался играть итальянский
национальный гимн, демонстрируя тем самым свое несо-
гласие с режимом Муссолини. Это создало для него ряд
проблем. Некоторое время спустя, во время гастролей, он
эмигрировал в Великобританию. Затем переехал в Австра-
лию, где провел остаток своей жизни. Все это время он про-
должал сочинять музыку. После его смерти все его личное
имущество, включая партитуры, поместили в контейнер,
который был отправлен в Европу. Однако судно затонуло.
И вместе с ним – музыка моего деда. Когда я думаю о нем и
об этом кораблекрушении, все это мне кажется сном.
Ваша мать также была музыкантом, верно?
– Да, но она не занималась этим профессионально, хотя у
нее неплохо получалось. Она часто играла Баха и Шопена.
Эта музыка оставила определенный отпечаток на формиро-
вании моих музыкальных вкусов. Так же как и та музыка,
которую слушали мои сестры в начале 60-х – песни Beatles,
Rolling Stones и Боба Дилана. По их вине моим первым му-
зыкальным инструментом была гитара. Лишь потом я стал
играть на фортепьяно вместе с моей матерью. Мы часто
играли старинные народные французские песни из сборни-
ка, который я до сих пор храню.
Вы внук первого президента Италии Луиджи Эйнауди, и сын
Джулио Эйнауди, который в 1933 году основал издательский дом,
ставший впоследствии одним из самых крупных в Италии. Фами-
лия, которую вы носите, повлияла на вашу судьбу?
– Я вырос в Турине – городе, где возник издательский дом Эйнауди. В мои детские годы он играл важную роль в жизни
города. По той же причине мой отец был узнаваем. Он был
строгим и жестким человеком, и я страдал от того, что сам не
был частью издательского мира. Поэтому фамилия в какой-то
степени мешала мне. Ребенком мне недоставало уверенности
в себе, но, к счастью, музыка помогла мне найти свой путь в
жизни. Найти мир, который служил мне укрытием.
Насколько мне известно, в вашем доме собирались крупнейшие ли-
тераторы того времени.
– Это были гости моего отца. Среди них – Наталья Гинз-
бург, Карло Леви, Эльза Моранте, но прежде всего Итало
Кальвино. Он на протяжении нескольких лет сотрудничал
с нашим издательским домом и даже жил в том же много-
квартирном доме. Приходя к нам на ужин, Итало Кальвино
был немногословен. Но он всегда относился ко мне с боль-
шой теплотой. В подростковом возрасте я увлекся фото-
графией: оборудовав темную лабораторию, я проявлял там
снимки. Итало Кальвино всегда комментировал их, не без
доли критики. Позже я приглашал его на свои концерты.
Путь к успеху для многих артистов был тернист и полон разби-
тых надежд. Как было в вашем случае?
– Я выпускник Миланской консерватории. В конце 80-х
я был участником группы под названием Venegoni & Co.,
игравшей что-то вроде фьюжн джаза. Параллельно я со-
трудничал со звукозаписывающей компанией Ricordi, где,
кроме прочего, занимался написанием партитур. В качестве
подработки я сочинял рекламные джинглы и музыку для
документальных фильмов. В какой-то момент я стал пони-
мать, что за такой работой может пройти вся моя жизнь, и
я так и не сделаю себе карьеры.
Переломным этапом вашей карьеры стал выход в 1996 году альбома
Le Onde, имевшего успех в нескольких европейских странах. Как вы
думаете, что в нем было такого, что заинтересовало публику?
– Когда я начал писать музыку для этого альбома, я почув-
ствовал, что мне нужно быть смелее и использовать этот
шанс. Я сказал себе: если ты сам не веришь в свою музыку,
почему другие должны поверить? Задавшись этой мыслью,
я стал создавать композиции Le Onde. И именно тогда я
стал играть концерты, в полной мере осознавая ответствен-
ность за то, что исполняю музыку собственного сочинения.
Вас нередко осуждают за то, что вы делаете коммерческую музыку.
Что вы можете сказать в ответ на эту критику?
– До того как в 1996 году вышел альбом Le Onde, никто в
Италии не писал музыку, подобную моей. Консерватив-
ный музыкальный истеблишмент скептически отнесся к
классике в современной интерпретации, поскольку класси-
ка в Италии очень академична по своей природе. Но мне
не было до этого дела. Я хотел сосредоточиться на своей
музыке и выражать посредством нее свои чувства, не заду-
мываясь о том, уместна ли она была с точки зрения исто-
рии музыкального искусства.
Альбом Le Onde дал дорогу в жизнь нескольким талантливым ис-
полнителям – Джованни Аллеви, Чезаре Пикко, Данило Реа и
Стефано Боллани. Можно ли сказать, что вы послужили для них
проводником в мир музыки?
– Возможно, я сыграл какую-то роль в становлении их ка-
рьеры. Впрочем, каждый их них – талантливый исполни-
тель, играющий в своем собственном стиле. Реа – джазовый
пианист. Боллани – пианист-виртуоз. Аллеви тоже играет
в очень интересной манере. Пожалуй, единственная вещь,
которая нас объединяет, – это то, что мы все играем на фор-
тепиано.
Чем можно объяснить ваш успех в Великобритании, где сразу не-
сколько ваших пластинок попали в топ-10 британских чартов, а
сами вы были номинированы на премию Brit Award?
– Мне всегда, с детства нравился британский романтизм.
Как в литературе, в произведениях Байрона и Шелли, так
и в музыке, например в песнях Beatles. Быть может, это
нашло отражение в моей музыке. Я играл на Трафальгар-
ской площади и в Альберт-холле. На концерты, которые я
буду играть в Великобритании во время этого турне, би-
леты были раскуплены за несколько месяцев вперед. Мне
пришлось даже запланировать дополнительный концерт в
Лондоне на 2014 год. Полагаю, что именно благодаря ин-
тересу в Великобритании мою музыку слушают в других
европейских странах.
Одно британское издание написало, что ваши композиции способ-
ны «волновать людей, говорить без слов, оставлять сладкое чувство
боли и одновременно служить лекарством от нее». Что вы скажете
о таком определении?
– Вероятно, некоторые мои отрывки заключают в себе
чувство меланхолии. То, что французы называют словом
«сплин». Вся музыка берет начало в эмоциях. В том числе
в моих личных. Тех, что я испытал в моей жизни, – грусть,
боль, беспокойство, радость и так далее. Все это есть в моей
музыке. Впрочем, я думаю, что в целом у моей музыки по-
зитивный настрой.
– В других интервью вы говорили, что вам нравится музыка, кото-
рую играют Beatles, the Rolling Stones, U2, Coldplay and Radiohead.
Вы композитор, сочиняющий классику, но имеющий душу рок-н-
ролльщика?
Музыка – это, прежде всего, эмоциональное возбуждение.
Меня переполняют эмоции, когда я слушаю «Симфонию
псалмов» Стравинского или «Реквием» Моцарта. Точно та-
кое же влияние на меня оказывает музыка, которую испол-
няют музыканты моего поколения. Например, пластинка
«The Joshua Tree» группы U2.
У вас более 330 000 подписчиков на Facebook. Какую пользу вы из-
влекаете из социальных сетей?
– Буквально за несколько дней до выхода моей новой пла-
стинки мы организовали «квартирник», который трансли-
ровали онлайн. Благодаря анонсу в Facebook, этот концерт
был увиден многими моими поклонниками.
Что из себя представляет ваш новый диск, «In a Time Lapse»?
– Он многогранный. В нем задействовано не только форте-
пиано, но также струнные инструменты, гитары, несколько
типов перкуссий и электронные эффекты. Этот диск – о
мелочах, из которых состоит жизнь. Идея этой пластинки
сформировалась в тот десятидневный период, когда меня
окружали мои близкие, в том числе моя мать, которая тогда
была еще жива.
– Диск был записан в одном из монастырей на севере Италии. Как
вы нашли это место?
– Я поехал в Лондон, чтобы посмотреть знаменитую сту-
дию Air Studios, открытую продюсером the Beatles Джор-
жем Мартином. Ее особенность в том, что процесс звукоза-
писи осуществляется в помещении бывшей церкви, в месте
с фантастической акустикой. К сожалению, в период, на
который я запланировал запись диска, студия была занята.
К тому же я боялся, что в Лондоне будет слишком много
отвлекающих факторов. Потом я узнал о монастыре Сан
Фермо, расположенном между Вероной и Виченцей. В нем,
в уединении, нарушаемом лишь монастырскими обедами,
я и стал записывать альбом. Это был ни с чем не сравнимый
опыт. На этой ноте нашего разговора маэстро сел за форте-
пьяно. Его пальцы бегали по черно-белым клавишами, из-
влекая мелодию, которая заполняла собой все пространство
комнаты. И даже когда я вышел на шумную миланскую
улицу, меня не отпускало щемящее, сладковатое чувство
грусти.